22 мая 1993 — «Эстония» — ГРАЖДАНЕ, МЕНЬШИНСТВА, ИНОСТРАНЦЫ – ПЕРСПЕКТИВЫ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА. А МАТЬ-ЭСТОНИЯ ЕГО НЕ ЛЮБИТ»
Как мы обещали в одном из недавних номеров нашей газеты, что на днях с международной конференции, проходившей в Хельсинки под этим названием, вернулись два члена Представительной Ассамблеи русскоязычного населения — Алексей Семёнов, социолог, политолог, и Владимир Тарасов, директор известной Таллиннской школы менеджеров.
Сегодня на этой странице мы публикуем выдержки из доклада, с которым выступил в Хельсинки Владимир Тарасов. О выступлениях других участников, о проблемах, поднятый на конференции, по просьбе редакции рассказывает Алексей Семенов.
А мать-Эстония его не любит…
Выдержки из доклада В. Тарасова в Хельсинки
Две общины в Эстонии разошлись на достаточно далёкую дистанцию, и эта дистанция всё более увеличивается. Всё меньше русских остаётся работать в эстонских организациях, всё меньше эстонцев работает в русских фирмах. Всё меньше смешанных браков, реже слышится одновременно эстонская и русская речь за одним столом. Каждый день рвутся тысячи невидимых нитей, которые прежде связывали эстонцев и неэстонцев, живущих в Эстонии, между собой. Наступило время, когда и эстонцы, и русские на одной земле, которая называется Эстонией, общаются между собой вежливо, но только по необходимости, стараясь сократить это общение до минимума.
В то же время русскоязычная община в Эстонии всё более удаляется от России. Появилась граница и таможня. Для русских, живущих в Эстонии, высшее образование в России стало теперь платным. В гостиницах России плата для них теперь не такая, как для российских граждан. С каждым днём тоже рвутся тысячи невидимых нитей, которые раньше связывали их с Россией. У них уже другой менталитет. Дистанция до России стала так велика, что разница между Ельциным и Хасбулатовым практически незаметна, последний российский референдум почти никого в Эстонии не заинтересовал.
Сегодня русских в Эстонии и в России объединяет лишь язык, в какой-то мере история и культура и общий паспорт гражданина Советского Союза, поскольку другого паспорта ни у тех, ни у других пока нет. С исчезновением этого паспорта уже умершего государства дистанция между этими и теми русскими ещё больше увеличится.
Надо отметить, что и русскоязычная община в Эстонии стала менее разделенной на части, чем это было прежде. Начался медленный и трудный процесс интеграции. Каждый день тысячи невидимых нитей сплетают её в одно целое. Понимание своей чужеродности и ненужности эстонскому национальному государству медленно доходит до сознания русских людей, живущих в Эстонии, заставляя их объединяться сначала психологически, а затем уже и экономически между собой, несмотря на политические разногласия. Русскоязычная община ещё не стала единым целым, но постепенно движется именно в этом направлении. Внутри Эстонии формируется свой русскоязычный рынок товаров и услуг, свой внутренний рынок рабочей силы. На этом русскоговорящем рынке английский язык оказывается практически более необходимым для успеха, чем эстонский.
Собственно, русскоговорящие люди в Эстонии уже много месяцев не знают, кто они сегодня и кем окажутся с гражданской точки зрения завтра, когда эстонские политики согласятся, наконец, друг с другом и придумают для русских закон, объясняющий им, кто они такие. Эта ситуация гражданской неопределённости настолько затянулась, что уже перестала быть интересной. Думаю, что когда соответствующий закон действительно появится, он уже не сможет изменить имидж эстонского государства в глазах русскоязычной общины, как государства, демонстративно сомневающегося в её праве на существование. Я не знаю ни одного русского, который бы верил, что он может стать «гражданином Эстонии», просто «гражданином Эстонии», а не «гражданином Эстонии некоренной национальности».
Русский человек по менталитету — человек государственный. На словах он склонен государству постоянно не доверять, но на деле привык верить, что оно, государство, хотя и не сразу, и плохо, но всё-таки решит его проблемы, всегда его защитит и как-то обеспечит его будущее. Конечно, урок стариков, всю жизнь надеявшихся на государство и безропотно выполнявших все его требования, а теперь оставшихся без средств к существованию, для русского человека не прошёл даром. Но всё же существование без государства как такового, существование негражданином для русского человека настолько противоестественно, что последствия этой неизбежной ломки стереотипов трудно предсказать. Но я это попробую сделать.
Русскоязычная община, осознавшая устойчивую нелояльность к ней со стороны эстонского государства, неизбежно становится на путь выработки своих собственных неписаных законов и правил. Эта ситуация не нова для человечества. Известно, что там, где люди не верят в то, что государство захочет их защитить, место государства занимает мафия. И русскоязычная община, отвернутая эстонским государством, становится для этого хорошей питательной средой. Русские бизнесмены, опасаясь если не произвола со стороны эстонских чиновников, то во всяком случае, самого жесткого к себе отношения, на всякий случай старательно строят подводную часть своего бизнеса. Русские безработные, понимая свою незащищенность в эстонском государстве, готовы работать на условиях любых нарушений трудового законодательства и не рискнут жаловаться. Русские подростки, лишенные традиционных мест отдыха в летних пионерских лагерях, не имеющие нормальной человеческой перспективы в смысле дальнейшей учёбы и работы, уже этим летом хлынут на улицы, и не трудно догадаться, как они будут проводить своё свободное, даже слишком свободное, время.
Как известно, кроны оказались надёжной валютой. И со всех концов бывшего Советского Союза сюда потянулись дельцы и белого, и серого, и чёрного бизнеса, чтобы пристроить свои деньги. Эти дельцы, конечно, не говорят по-эстонски. Плохо или хорошо, но они говорят по-русски, хоть и порой с очень большим акцентом. Думаю, что реальная перспектива для Эстонской Республики сохранить свою независимость очень проблематична. Здесь не будет ни Приднестровья, ни Карабаха. Я в это не верю. Но я не удивлюсь, если через два-три года Эстония полностью утратит свою самостоятельность, став важнейшим перекрёстком международной мафии. Внешняя самостоятельность республики сохранится, но реальной власти у эстонского парламента и правительства будет не больше, чем у английской королевы. И патриотически настроенным эстонским политикам придётся с этим смириться, сожалея, что шанс стать свободной и независимой страной для Эстонии вновь упущен. Упущен из-за того, что они больше думали о своём прошлом, чем о своём будущем.
Однако шанс избежать этой мрачной перспективы у Эстонии всё же есть. И этот шанс, хотя он и невелик, в руках именно русской общины.
Этот шанс в том, сумеет ли русская община за это короткое время — два-три года — сформировать свою государственность, чтобы не стать питательной средой для международной мафии. Появление русскоговорящего государства без территории — вещь весьма вероятная. Вопрос только в том, будет ли оно явным, легальным, уважающим законы страны, на территории которой проживают её граждане, или будет неявным, мафиозного типа. Понятно, для Эстонии, для России и для Европы в целом — лучше первый вариант.
И последнее. Думаю, что сообщу и некоторую новость. В Европе родился младенец. Он ещё не умеет как следует ходить и говорить. Он ещё только что-то лепечет на языке, очень похожем на русский, с некоторой примесью английских слов. Будущее этого ребёнка может внушать опасения, не правда ли? Каким он вырастет? Добропорядочным гражданином или субъектом, находящимся не в ладу с законом? Это не может не беспокоить Европу. Думаю, что вы догадались.
Этот младенец — новый народ, родившийся в Европе. Народ, численностью в полмиллиона, но не имеющий ни своей территории, ни своей государственности. Его отец — Советский Союз — умер, а родственники растащили наследство, ничего ему не оставив. Его мать — Эстония — его не любит и мечтает освободить от него свой дом. Давайте поможем этому младенцу. Плохо, если попадёт в дурную компанию или начнёт приводить её в свой дом. Надо помочь ему стать добропорядочным гражданином Европы. Мать не сумеет с этим справиться, потому что ей одной тяжело и потому что она его не любит.