Если прежде тема интеграции и волновала рядового жителя, то примерно так же, как в своё время умозрительный вопрос: есть ли жизнь на Марсе? Среднее поколение людей умственного труда ассоциировало её с вошедшим в моду перед самым крахом Советского Союза изыскательским направлением интеграции народов-компонентов в единую общность, под которое создавались целые ученые лаборатории. Неизвестно, чем они занимались, но слово было на слуху. И когда Союз рухнул, оскомина от термина осталась, серьезным людям потребовалось достаточно долгое время, чтобы, отойдя от советского непроясненного смысла иностранного слова, задуматься над актуальным его значением. Слово опять в моде, опять на слуху. Но как оно понимается сегодня? С таким вопросом я обратилась к директору Таллиннской школы менеджеров Владимиру Тарасову.
— На уровне внешних симптомов и конкретно нашего учебного заведения можно отметить, что родители учеников проявляют теперь очень придирчивый интерес к тому, как знают эстонский язык их дети. Раньше такого беспокойства не ощущалось. Прежде было, скорее, благопожелание: хорошо, если знают. Сегодня при том, что в менеджмент-гимназии преподавание поставлено образцово, записывая в неё наследников, родители тщательно выясняют, в како объеме и как преподаётся у нас эстонский. Кроме того, многие русские стараются отдать детей в эстонские школы. Как говорится, без взаимной любви, но так, по-своему, решая проблему интеграции.
Если же от внешней симптоматики идти вглубь, то сейчас мне видится проблема по такой примерно схеме. Допустим, вы живёте в Ласнамяэ, а ваша эстонская приятельница живёт в Нымме. Вы вместе задумали лететь в Брюссель. Рейс один. Как удобней добраться до аэропорта? Разумно ли из Ласнамяэ ехать в Нымме и оттуда вместе добираться до аэропорта? По-моему, не очень разумно. Толковей будет всем собраться в аэропорту. Собираясь в Европу, русская часть общества вместе с эстонской должна отлетать из одного аэропорта, куда обе и подтягиваются из разных углов треугольника Ласнамяэ — Нымме — Брюссель.
— То есть в процессе сближения участвуют три разновеликие стороны, а не две, как общепринято считать…
— Да, и это никак не прямая, на которой последовательно расположены европейцы, потом эстонцы, а вслед за ними русские. Это всё-таки треугольник. Пусть он не равносторонний, пусть русская сторона несколько длинней, но тем не менее это треугольник. И в нём русской стороне не следует отказывать в её положительных качествах — высоком уровне духовной культуры, преимуществах подготовки по реальным наукам. Если учитывать это, прямая никак не получается. Если же проблему свести к прямой линии, то получится, что русской стороне придётся отказываться от своих достоинств. А есть ли смысл?
Треугольник в основе подхода позволяет понять, как нам строить систему сближающих нас взаимоотношений. Сближение по прямой займёт лет 50-70, а по треугольнику лет 20. Иными словами, нам надо сосредоточить общие усилия, чтобы попасть в один аэропорт и на один рейс, а не лететь в Брюссель порознь.
— Путь в Евросоюз все-таки не авиапрогулка, в конце которой приобщение к иному уровню цивилизованности и качества жизни. Есть у него ещё и аспект экономический.
— Сегодняшние свои доходы русская община по большей части получает на мосту Эстония — Россия. А дела здесь движутся не очень здорово. И не столько из-за отношений между двумя странами, сколько оттого, что более крупные фирмы всё активней осваивают этот же мост, вытесняя с него наш мелкий бизнес. В принципе во всём мире роль малого бизнеса не в том, чтобы взлелеять некий средний класс, а в том, что в ускоренно изменяющемся мире малые фирмы всегда выступают первопроходцами. Сломался Советский Союз — маленькие фирмы и просто челноки стали заново прокладывать торговые пути. Но постепенно, как только проявляется схема бизнеса, повышается его безопасность, к нему подтягиваются крупные рыбы. Так происходит сейчас у нас: крупный бизнес вытесняет мелкий с направления Таллинн — Москва. И если для эстонского народа в отношениях с Европой дискуссионны и болезненны вопросы самосохранения и идентичности, то для русской общины это не вопрос. По сути. Будет новый мост Россия — Евросоюз. И на нём снова в первую очередь появятся малые фирмы. Приобщение к Европе будет большой экономической подпиткой для русской общины. К этому надо готовится заранее, думать, кому и как участвовать теперь не в бизнесе Россия — Эстония, а в бизнесе Россия — Евросоюз, где действуют иные правила игры, стандарты и возможности. Таково первое важное изменение. Второе изменение для русской общины связано с проблемой трудоустройства.
Вступление в Евросоюз позволит при наличии соответствующего документа об образовании или профессии работать в любой стране. И надо заметить попутно, что западный мир слегка обленился, а наши представления о том, что там много и хорошо работают, мягко говоря, преувеличены. Работящие наши люди найдут себе там место. Для мужской части русской общины, которая зарабатывает сейчас в России, вступление в Евросоюз распахивает двери на западный рынок труда. И это тоже положительно, поскольку позволит компенсировать нынешнее материальное отставание русской общины от эстонской. К интеграции в Европу надо готовиться, изучать новые правила игры и квалификационные требования, думать каждому, как найти нижу для своей специальности. Время на это есть.
Таковой видится реальная интеграция, поскольку она заботит и эстонскую общину. В этом смысле мы вместе в одной лодке следуем по общему маршруту.
— На уровне внешних симптомов и конкретно нашего учебного заведения можно отметить, что родители учеников проявляют теперь очень придирчивый интерес к тому, как знают эстонский язык их дети. Раньше такого беспокойства не ощущалось. Прежде было, скорее, благопожелание: хорошо, если знают. Сегодня при том, что в менеджмент-гимназии преподавание поставлено образцово, записывая в неё наследников, родители тщательно выясняют, в како объеме и как преподаётся у нас эстонский. Кроме того, многие русские стараются отдать детей в эстонские школы. Как говорится, без взаимной любви, но так, по-своему, решая проблему интеграции.
Если же от внешней симптоматики идти вглубь, то сейчас мне видится проблема по такой примерно схеме. Допустим, вы живёте в Ласнамяэ, а ваша эстонская приятельница живёт в Нымме. Вы вместе задумали лететь в Брюссель. Рейс один. Как удобней добраться до аэропорта? Разумно ли из Ласнамяэ ехать в Нымме и оттуда вместе добираться до аэропорта? По-моему, не очень разумно. Толковей будет всем собраться в аэропорту. Собираясь в Европу, русская часть общества вместе с эстонской должна отлетать из одного аэропорта, куда обе и подтягиваются из разных углов треугольника Ласнамяэ — Нымме — Брюссель.
— То есть в процессе сближения участвуют три разновеликие стороны, а не две, как общепринято считать…
— Да, и это никак не прямая, на которой последовательно расположены европейцы, потом эстонцы, а вслед за ними русские. Это всё-таки треугольник. Пусть он не равносторонний, пусть русская сторона несколько длинней, но тем не менее это треугольник. И в нём русской стороне не следует отказывать в её положительных качествах — высоком уровне духовной культуры, преимуществах подготовки по реальным наукам. Если учитывать это, прямая никак не получается. Если же проблему свести к прямой линии, то получится, что русской стороне придётся отказываться от своих достоинств. А есть ли смысл?
Треугольник в основе подхода позволяет понять, как нам строить систему сближающих нас взаимоотношений. Сближение по прямой займёт лет 50-70, а по треугольнику лет 20. Иными словами, нам надо сосредоточить общие усилия, чтобы попасть в один аэропорт и на один рейс, а не лететь в Брюссель порознь.
— Путь в Евросоюз все-таки не авиапрогулка, в конце которой приобщение к иному уровню цивилизованности и качества жизни. Есть у него ещё и аспект экономический.
— Сегодняшние свои доходы русская община по большей части получает на мосту Эстония — Россия. А дела здесь движутся не очень здорово. И не столько из-за отношений между двумя странами, сколько оттого, что более крупные фирмы всё активней осваивают этот же мост, вытесняя с него наш мелкий бизнес. В принципе во всём мире роль малого бизнеса не в том, чтобы взлелеять некий средний класс, а в том, что в ускоренно изменяющемся мире малые фирмы всегда выступают первопроходцами. Сломался Советский Союз — маленькие фирмы и просто челноки стали заново прокладывать торговые пути. Но постепенно, как только проявляется схема бизнеса, повышается его безопасность, к нему подтягиваются крупные рыбы. Так происходит сейчас у нас: крупный бизнес вытесняет мелкий с направления Таллинн — Москва. И если для эстонского народа в отношениях с Европой дискуссионны и болезненны вопросы самосохранения и идентичности, то для русской общины это не вопрос. По сути. Будет новый мост Россия — Евросоюз. И на нём снова в первую очередь появятся малые фирмы. Приобщение к Европе будет большой экономической подпиткой для русской общины. К этому надо готовится заранее, думать, кому и как участвовать теперь не в бизнесе Россия — Эстония, а в бизнесе Россия — Евросоюз, где действуют иные правила игры, стандарты и возможности. Таково первое важное изменение. Второе изменение для русской общины связано с проблемой трудоустройства.
Вступление в Евросоюз позволит при наличии соответствующего документа об образовании или профессии работать в любой стране. И надо заметить попутно, что западный мир слегка обленился, а наши представления о том, что там много и хорошо работают, мягко говоря, преувеличены. Работящие наши люди найдут себе там место. Для мужской части русской общины, которая зарабатывает сейчас в России, вступление в Евросоюз распахивает двери на западный рынок труда. И это тоже положительно, поскольку позволит компенсировать нынешнее материальное отставание русской общины от эстонской. К интеграции в Европу надо готовиться, изучать новые правила игры и квалификационные требования, думать каждому, как найти нижу для своей специальности. Время на это есть.
Таковой видится реальная интеграция, поскольку она заботит и эстонскую общину. В этом смысле мы вместе в одной лодке следуем по общему маршруту.
Татьяна Александрова
